Как спокойно в своей тихой гавани. Даже когда вокруг война, смерти и страх - здесь все такой же полумрак и тишина. Лишь часы на стене мирно стучат. Здесь всегда тихо днем. За столиками в углах сидят милые парочки, что-то нежно воркуя под мягкий латте с обильной пеной. Они кормят друг друга мороженным и выглядят самыми счастливыми на свете. Чуть ближе к барной стойке обычно садятся министерские чиновники - они пьют крепкий эспрессо без сахара, иногда мягко подмигивая Андромеде, чтоб налила рюмку коньяка в напиток, что чернее ночи. Возле книжных же шкафов сидят одинокие маги, которым некуда спешить. Они всегда вежливые и всегда благодарные. За хорошее отношение к себе Меда иногда угощает зачитавшегося посетителя кусочком ванильного торта со взбитыми сливками. И люди всегда возвращаются, побывав в "Серебряном колокольчике" однажды. Им нравится вкусный кофе, доброта хозяйки, и ненавязчивый запах корицы и кофейных зерен.
А по вечерам тут всегда много народу. До сих пор, не взирая на войну. Наверное, это осталось одним из самых людных мест в магическом Лондоне. Здесь все еще можно послушать интересные истории вечерами за чашечкой ирландского кофе. Или чего-нибудь покрепче (совершеннолетним, само собой).
Андромеда с особым упорством вытирала чашки, стоя за барной стойкой. Эклеры уже стояли наполненные кремом, и довольно таки пропитанные. Осталось только дождаться Луну. Надо сказать, что Меда уже порядком соскучилась по крестнице, к тому же, миссис Блэк приготовила для девочки подарок, и ей не терпелось подарить его.
- Опаздывает.
Вымолвила женщина, мимолетно поглядывая на часы.
Юность. Ветер в голове. Какие-то срочные дела, переживания и слезы, которые завтра будут казаться незначительными. Какие-то драмы, о которых позабудешь уже утром. Безмятежность, и вечная грусть в глазах у моей Луны. Война лишает её этого счастливого времени. Не будь я крестной матерью, я скрашу ей это время. Сегодня она забудет о том, как больно жить в эту эпоху Смерти. Я постараюсь.
Мысли вслух, что очень в духе Андромеды. Воспоминания о том, как и ей было 17 лет, и лицо Рабастана, которое сниться так часто, что не дает себя забыть. Его глаза, его улыбка, граничащая с ухмылкой. Его жесты. Запах его волос, дурманящий и убивающий надежду на выздоровление от этого наркотика. Она несет эту любовь в течении всей жизни, не надеясь уже его увидеть. Он в Азкабане. Он сделал много зла. Наверное, он изменился. Наверное, на лбу прошла складка, а уголки губ опущены. Наверное, глаза больше не горят. Нет! Она не сможет увидеть его такого, её любящее сердце разорвется. Она хочет запомнить его другим. С нежность в глазах, и той душой, которую любила. Она боится заглянуть в душу, покалеченную Азкабаном. Наверное, она до сих пор себя винит, что бросила своего милого тогда, когда он сбился с пути. Винит, что выскочила замуж за человека, к которому она даже не спешит домой. Чтоб снова собрать грязные носки по дому, склеить многострадальную вазу, которую очередной раз перевернул её непутевый супруг, и приготовить есть. А потом сидеть и читать книгу, надеясь не чувствовать на своей шее поцелуи нелюбимого мужчины. А потом сказать, что болит голова, и что Тед безбожно храпит, что, кстати, правда, и уйти спать к Нимфадоре, которая вернется, и выгонит мать спать на диван. Ночью ей снова приснится школьная любовь. И она снова будет счастлива на свои 4 часа сна.
Будни. Серые будни, которые устроила себе она сама. А все могло бы получиться иначе. Хотя нет, не могло. Она никогда не смогла бы привыкнуть к тому, что мужчина, у которого она безмятежно спит на плече - убийца. Поэтому нет Рабастана рядом. И она уже 20 лет не засыпала так. Значит, так суждено. Такая вот вечная молодость.

Отредактировано Andromeda Tonks (2009-05-14 15:06:21)

Ровный звон колокольчика, который звонил всегда по разному, будто бы чувствовал энергетику людей. Он словно читал по лицам, как и его хозяйка. И вот, на пороге стоит её Луна. Замерзшая малышка, кутающаяся в шарфик, и пальтишко совсем не по погоде... Никто не ожидал в октябре такого снегопада. Холодные хлопья, замораживающие сердца, убивающие эмоции и чувства. Только этой осенью могли случиться такие страшные события. А может быть, виною всему снег?
  За окном вьюга, холодное солнце и одинокие прохожие бегут от зимы в укрытия. А в кафе пахнет шоколадом, и мягко потрескивает камин. Тут теплые улыбки, нежные и трепетные объятья - её любимая крестница, наконец, рядом. После такого долгого перерыва, заполненного спешными письмами и каминной связью. Она тут - теплая, нежная и открытая.
А еще Луна выросла и стала похожа на юную Цисс. Девочка так похожа на Колокольчика, что затылок холодеет при взгляде в голубые глаза. Цисса... Изменилась, и потеряла душу хрусталя. Она другая. Холодная как зима, черствая как одинокая корка хлеба, забытая вне хлебницы, и равнодушная, как...красивая ваза на камине в гостинной поместья Блэков. А Луна другая. Она теплая, искренняя, живая, открытая, и добрая. Она даже не подозревает, как похожа на ту, другую, с теперь уже черствым сердцем.
  Маленькая хрупкая девочка, нежное создание из сплетения эльфийских песен, как ты жила? Какие печали тебя терзают? Какие заботы легли на юные хрупкие плечики?
  - Ты так похудела, Луна. Редко заходишь... Отец тебя не кормит толком, я знаю. Сколько просила: "Ксен, давай я буду присылать совой что-то...", но он же у тебя гордец - все сам. Ну да ладно.
  Какое душевное удовольствие Андромеде доставляло наблюдание  того, что Луна рядом, кушает старательно приготовленные пирожные и кофе с мороженным.  будет любоваться этой неземной красотой, знать, что в данный момент с её девочкой все в порядке. И пускай сюда в данный момент ворвутся Пожиратели, Меда грудью ляжет, но не позволит и волоску упасть с головы крестницы.
  - Подарки? Я люблю сюрпризы.
  Мягкая улыбка, трепет ожидания, и ласковые глаза с материнской теплотой. Эта девочка уже подарила Андромеде главное - любовь, доверие и теплоту. Лучше этого подарка быть не может.
  Фотография в причудливой рамке, словно усыпанной звездочками. Андромеда присмотрелась, и невольно изменилась в лице.
  - Любимый мой... Милый, красивый, хороший... Как так получилось?
  Слова вырвались изо рта, сами того не желая. На снимке были юные Андромеда с Рабастаном, на живой фотографии юноша трепетно обнимал девушку, они счастливо улыбались и махали рукой. Они еще не знали, как обернется судьба, какую злую шутку она сыграет против них самих. Они любили, смотрели друг на друга восхищенными глазами, и боялись расстаться хоть на минуту. Хотели всю жизнь прожить вместе, желая дышать одним воздухом. Они и дышат одним воздухом неволи. Только Рабастан в тюрьме, а Меда в собственном аду.
  Женщина положила фотографию на стол, вытерла испарину на лбу, и вцепилась в столешницу, словно в своего личного врага. Её недругом было прошлое. Злым роком, который сломал душу доброго Олененка.
  - Ты когда-нибудь влюблялась, Луна? Нет-нет, некорректно поставлен вопрос. Ты любила?
  Раненые глаза и мягкая улыбка миссис Тонкс. Наверное, это самое ужасное, когда на душе слезы, а человек улыбается, чтоб не расстраивать тех, кого любит.

Отредактировано Andromeda Tonks (2009-06-03 15:29:27)

Рабастан шел по дороге не спеша. Хотя это могло выдать его, ведь все остальные случайные свидетели этого вечера очень торопились: слишком неспокойное время, слишком много пожирателей сбежало из Азкабана, слишком силен сейчас стан врага, слишком много почитателей темных сил. Но, тем не менее, Рабастан не спешил. Разве не может человек быть задумчивым и неторопливым, пусть даже в такое опасное время?

Он все шел, наслаждаясь тем, что не узнан. Примененное оборотное зелье должно было действовать еще достаточно долго, но на всякий случай он все же накинул капюшон мантии. Так его лицо было почти полностью скрыто от посторонних лиц. Так он чувствовал себя более защищенным скорее даже не от взглядов толпы, а отчего-то еще. Того, что прятал глубоко внутри себя. Воспоминания.
Дул промозглый ветер, почти леденящий. Но только после ежедневных встреч с дементорами Азкабана он казался легким бризом и Рабастан просто наслаждался тем, что он сейчас свободен. И хотя свобода слишком сложное понятие и слишком иллюзорное, чтобы когда-нибудь превратиться в правду, а Лестрендж был обременен огромным количеством границ в своей жизни, он чувствовал себя свободным именно сейчас.  В то время, когда все остальные люди, бежали домой, сломя голову, лишь бы только не наткнуться на какого-нибудь пожирателя, он спокойно проходил мимо витрин маленьких магазинчиков, наслаждался ветром, продувающим насквозь, так, что приходилось закутываться в мантию посильнее. Но этот ветер и приносил чувство того, что Рабастан свободен. В Азкабане не дул ветер, лишь слышались его завывания и стоны. Чудовищные крики природы, скорбящей по потерянным душам узников тюрьмы. И сейчас каждое движение, каждое слово, каждый чужой жест дарили пожирателю ощущение того, что он на воле. Просто потому что находясь в тюрьме невозможно наблюдать за людьми и окружающем миром, а это было одно из любимых занятий Рабастана – наблюдать, ловить и замечать всякие мелочи. Ветер подул сильнее и где-то в подсознании проскочила мысль о том, что сейчас бы не помешал теплый слизеринский шарф.
-Какое ребячество, Мерлин, - подумал Рабастан. Ему уже 41, а он все также с ностальгией вспоминает свои школьные годы. А почему бы и нет? Тогда не было войны, не было крови и убийств, не было этой чудовищной зависимости от совершаемых преступлений. Единожды сознательно причинив кому-то физическую боль… Потом слишком сложно остановится. Особенно если тебе понравилось то, что ты совершил. А тогда не было еще всего этого кошмара. Были мечты, были амбиции и планы, была жизнь, подконтрольная только ему, Рабастану и никому больше. Были увлечения, обычная и сейчас, кажется, такая далекая и недостижимая простая жизнь. Когда он наконец избавился от вечных издевательств старшего брата, когда вырвался на свободу от опеки родителей (просто становился взрослым ), только один человек мог повлиять на его настроение, мнение и жизненные взгляды. Андромеда.
Что-то внутри ойкнуло при одном упоминании этого имени. На протяжении слишком долгого времени он не видел Меду, но ее черты все еще оставались яркими и бережно хранимыми в памяти. Хоть и были определены на самую дальнюю полку сознания. Все, что было связано с жизнью до вступления в ряды пожирателей, должно было быть забыто. Особенно Андромеда. Рабастан всегда думал, что никогда не сможет полюбить. Сначала, потому что был слишком мал, чтобы вовсе понимать, что такое любовь. Потом из-за каких-то подростковых стереотипов и бредовых идей. А потом… Потом просто мир перевернулся с ног на голову. Одна ее улыбка, один ее взгляд, брошенный вскользь, приводил Рабастан в состояние эйфории, заставлял меняться, улыбаться в ответ и витать в облаках, будто он маленький мальчик, которому пообещали вкусную конфету или интересную игрушку. С ней он всегда мог быть настоящим, всегда чувствовал ее поддержку. Теплота ее взгляда – это то единственное, что могло всегда вырвать его из стальной хватки паники или депрессии. Она всегда знала о чем думает, будто умела читать его мысли. Да только Рабастан так бездарно уничтожил все: мечты, надежды, планы. Сам, собственными руками, разрушил их некрепкие замки из песка.
Все было слишком сложно.
Все действительно было сложно, но преодолимо. Хотя… Все сложности можно было преодолеть до каждой новой ошибки Рабастана или каждого безрассудного поступка Андромеды. Он любил ее и думал, что она примет его взгляды. Ведь он не просил присоединяться к нему в его борьбе, просто принять его восприятие мира, такого, каким он должен быть – без магглорожденных в магическом сообществе. Но она не приняла. Да и как она могла принять убийцу? Как Рабастан был зол на нее, когда она выскочила замуж за этого несчастного, ничего не умеющего, ничтожного маггла Теда Тонкса! Только злость очень быстро сменилась болью. Рабастан хотел забыть все, что связывало его с той жизнью, с Андромедой. Он выполнял самые сложные задания Темного Лорда, пускался в самые опасные авантюры, будто хотел выжечь, уничтожить воспоминания, мысли о ней, о них…

Рабастан вынырнул из собственных воспоминаний. Он все также не спеша шел по дороге, не зная точного направления, куда направлялся. Но мысли все равно продолжали возвращаться к Андромеде. Сейчас он почти забыл ту боль, что она тогда ему причинила, почти перестал винить себя за то, что и сам причинил ей много боли. За годы борьбы и сражений, за годы, проведенные в Азкабане, Рабастан стал еще более жесток и циничен и только больше утвердился в своей вере в то, что любовь лишь навредит в условиях постоянной войны. Она делает человека слабым, безрассудным, ненадежным, спонтанным и глупым. И все же сам пожиратель иногда давал волю своей фантазии, представляя, как все могло бы сложиться, не будь все так, как произошло на самом деле. И каждый раз приходил к выводу, что все равно ничего не получилось бы: он - убийца и она не смогла бы жить с ним, зная о его злодеяниях. И даже если бы он пытался скрывать то, чем занимается от Меды, она бы все равно узнала, рано или поздно. И тогда хрусталь их отношений разбился бы в дребезги.
Может быть, так даже лучше. Мы друг друга не видели столько лет и раны зарубцевались.

Рабастан шел дальше пока наконец не наткнулся на какую-то кофейню с умилительным названием  «Серебряный колокольчик». Окна здания светились приветливым, ласковым светом. Лестрендж заглянул в окно: на его удивление в помещении было достаточно много народа. Похоже, это было то самое место во всем Лондоне, в которое даже во время войны люди не боялись пойти.
Глянув на наручные часы, чтобы знать, сколько еще примерно у него есть времени до трансформации, Рабастан решительно толкнул дверь кофейни.
Тут витал легкий аромат свежего кофе и корицы, освещение было достаточно тусклым, именно таким, чтобы Рабастан смог позволить себе снять капюшон. Казалось, все в этом кофе было уютным и каким-то смутно знакомым, родным. Будто попал в свой собственный дом, которого у Рабастана не было. Лестрендж подошел уверенным шагом к стойке и застыл в нерешительности. Нужно было бы заказать кофе, только первый же взгляд на женщину, стоявшую рядом с белокурой девочкой, заставил его волноваться. Рабастан с нескрываемым удивлением, граничащим с непониманием, смотрел на нее. И в голове был только один немой вопрос:
-Неужели это Андромеда?